Динамика структуры концепта «дом» в языковом сознании русских (на материале ассоциативных полей)

П.Г. Корнеев

Сложность анализа динамики концептуальной структуры заключается в необходимости целостного рассмотрения ряда концептов для обнаружения каких-либо тенденций в сознании носителя языка. Однако даже в рамках анализа одного концепта можно отметить некоторые особенности в понимании того или иного феномена людьми, принадлежащими к разным поколениям. Мы рассматриваем динамику концептуальной структуры слова «дом» на материале трех ассоциативных экспериментов, различающихся по времени фиксации: «Словаря ассоциативных норм русского языка» под редакцией А.А. Леонтьева (1977, далее СЛ), «Русского ассоциативного словаря» под редакцией Ю.Н. Караулова и др. (1994, далее РАС) и «Славянского ассоциативного словаря» под редакцией Н.В. Уфимцевой и др. (2004, далее САС).

Анализ структуры концепта включает в себя описание содержания трех основных компонентов: 1) понятия; 2) представления; 3) эмоции и оценки. В.А. Пищальникова и Е.В. Лукашевич выделяют в составе концепта помимо названных компонентов также «предметное содержание» и «индивидуальные ассоциации» [Лукашевич 2002]. Индивидуальные ассоциации мы не рассматриваем, поскольку в данном случае в поле нашего зрения включаются реакции начиная с 2; предметное содержание игнорируется нами, во-первых, по причине немногочисленности реакций, включаемых в данную группу, во-вторых, из-за неопределенности оснований выделения группы (принцип отнесения реакций к разряду «предметное содержание» на данный момент носит скорее грамматический, нежели семантический, по которому выделяются остальные компоненты, характер).

Мы представляем наш анализ без обозначения разделов, соответствующих компонентам концептуальной структуры, поскольку в ряде случаев для определения тех или иных тенденций необходимо обращение к разным компонентам. Таким образом, с одной стороны, выделение компонентов концептуальной структуры позволяет подчеркнуть преобладание тех или иных способов хранения и обработки информации в сознании носителя языка (либо понятийный, логический, вербализованный, либо наглядный, образно-чувственный, пространственно протяженный, либо эмоционально-оценочный, иррациональный, недифференцированный), с другой – выход за пределы одного компонента дает возможность видеть некоторые смысловые инновации, проявляющиеся одновременно в нескольких компонентах.

Итак, обратимся к экспериментальным данным. Даже при поверхностном взгляде на ассоциативные поля данного концепта мы можем обнаружить два разных образа дома: дом как некая материальная субстанция (СЛ) и дом как символ близкого, родного, «своего» пространства, противопоставленного остальному миру (САС). Актуальность материального аспекта дома у испытуемых в СЛ проявляется в наличии следующих оппозиций: деревенского – городского типов жилища (в САС, как мы увидим ниже, актуален лишь городской тип дома), а также старого – нового домов (категория, практически не выраженная в РАС и САС). Попробуем доказать это на материале ассоциативных экспериментов.

Рассмотрим цепочку синонимических форм «изба» (СЛ – 2,4%; РАС – 0%; САС – 0%, далее 2,4%; 0%; 0%) – «хижина» (1,9%; 0%; 0%) – «хата» (0%; 1,9%; 1,5%) – «особняк» (0%; 0%; 0,5%). Из ассоциативного поля респондентов в РАС и САС исчезают реакции «изба» и «хижина». В словаре С.О. Ожегова, Н.Ю. Шведовой изба определяется как «деревянный крестьянский дом» [Ожегов, Шведова 2002, с. 237], хижина – бедный домик, избушка» [Ожегов, Шведова 2002, с. 861]. Данные ассоциации относятся, прежде всего, к традиционному русскому деревенскому дому. В РАС маркируется лишь место: «в деревне» (0%; 2,9%; 0,68%), «деревня» (0%; 1,9%; 0%) (ср. устойчивое выражение «домик в деревне»). Актуальность для испытуемых в РАС культурно-исторических ассоциаций проявляется в таких реакциях, как «с мезонином» (0%; 2,9%; 0%), а также «белый» (0%; 1,9%; 0,7%), если подразумевать «Белый дом» в США. Распространенность данного словосочетания в 90-х годах (часто по отношению к зданию бывшего Верховного Совета РСФСР) можно видеть по количеству производных сложных слов (данные приводятся по статье А.В. Зеленина): «белодомник («Были у «белодомников», разговаривали с танкистами, военными» – День. 1992. №34), белодомовец («Тех, кто сочувствовал белодомовцам, …было двадцать процентов» – МН. 1993. №42), белодомовка («Белодомовка»: Когда выводили из «Белого дома», всех нас, женщин тоже, четырежды обыскивали» – Лит. Россия. 1994. №4), белодомовский («белодомовские сидельцы» – Невское время. 1996. 22 окт.), белодомский («лидеры белодомского сопротивления» – Лит. Россия. 1994. №8) [Зеленин 2001, с. 98].

В САС крестьянская «изба» трансформируется в «особняк» и «дачу» (первое значение слова «дача» – «загородный дом, обычно для летнего отдыха» [Ожегов, Шведова 2002, с. 152]). Ассоциативная связь дома и деревни постепенно ослабляется, переходя во внешнее соотношение в РАС (дом «в деревне», раньше – «изба») и практически стирая устойчивый образ деревенского дома в САС. В частности, это может быть связано с распространением городского типа домов (особняк – «благоустроенный дом городского типа, предназначенный для одной семьи и для отдельного учреждения» [Ожегов, Шведова 2002, с. 463]).

Увеличение частотности реакции «хата» в РАС и САС, возможно, связано со сленгизацией термина (в современном, в частности, студенческом сленге словом «хата» обозначается любое жилище человека). Изначально данное слово использовалось лишь на Украине и в Белоруссии в значении крестьянского дома. В качестве разговорного варианта слово употреблялось лишь в устойчивом выражении «моя хата с краю».

Актуальность «деревенского» образа дома для испытуемых в СЛ подчеркивается также реакцией «сарай» (3,8%; 0%; 0,7%), воссоздающей образ деревенского быта (сарай для дров, сена или домашнего скота).

Противоположным полюсом является общественный, «городской» тип дома. В СЛ он широко представлен реакциями «здание» (6,7%; 0%; 0,5%), «квартира» (3,8%; 0%; 3,2%), «высокий» (2,9%; 0%; 0%), «высотный» (1%; 0%, 0%). «Высотное здание» — отголосок одного из основных советских мифологических образов, классической борьбы космоса с хаосом: «архитектуру прошлого (в особенности церковные храмы, уничтоженные как проявление чуждого классового мировоззрения) должен был заменить просторный, светлый, чистый Город — с высотными зданиями, пронизанный под землей линиями метро и дополняемый сверху самолетами и дирижаблями» [Некрасова 2002, с. 186]. В современном языковом сознании связь дома и здания заметно ослаблена (в ассоциативном поле САС реакция «здание» составляет лишь 0,5%). Это также может быть значимо при анализе трансформации образа дома: с одной стороны, «зданиями могут быть названы только достаточно большие сооружения, построенные по определенному архитектурному замыслу» (если иметь в виду жилое здание, то это будет многоквартирный дом, то есть подчеркивается «общественный» характер жилья), с другой стороны, зданием называется «отдельно стоящее строение, явно по внешнему виду несовместимое с функцией жилища (колокольня, часовня, храм)» [НОССРЯ 1997, с. 82], что подчеркивает преимущественно физический характер его связи с домом (как определенного типа сооружений, имеющих стены и крышу).

Актуальность физического параметра проявляется также в эмоционально-оценочных реакциях. Так, в СЛ наиболее частотны ассоциации «красивый» (3,4%; 1,9%; 1,7%), «светлый» (2,4%; 0%; 0%;), «хороший» (2,4%; 0%; 0%) (описание нового, ладно сделанного дома – материальная оценка). Эта особенность становится более очевидной при сравнении их с реакциями, характерными для САС: «уют» (0%; 0%; 3,2%); «уютный» (0%; 0%; 1,2%); «счастье» (0%; 0%; 1,2%); «радость» (0%; 0%; 0,7%); «спокойствие» (0%; 0%; 1%); «тихий» (0%; 0%; 0,3%) и др. В САС дом практически лишен своих физических характеристик. Для современного носителя русского языка дом – это уютное местечко, приносящее радость и счастье, где царят тишина и покой, куда можно убежать от тревог мирской суеты (возможно, становиться более актуальным второе значение слова: «Свое жилье, а также семья, люди, живущие вместе, их хозяйство» [Ожегов, Шведова 2002, с. 174]). А.В Сергеева в своей книге «Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность» описывает стремление современных русских к уюту как одну из значимых потребностей при обустройстве дома: «Главное, что ценится в каждом русском доме – это уют (слово, не всегда переводимое на европейские языки), т.е. теплая атмосфера, делающая приятной и психологически комфортной жизнь даже в огромном жилище. Возможно, что такая своеобразная любовь к уюту и подчеркиванию индивидуальности каждого жилья хранит следы пережитого опыта в коммунальных квартирах с их насильственным аскетизмом. А кроме того, уют и теплота русского жилища как бы защищают человека от улицы – с ее холодом и всюду подстерегающими опасностями» [Сергеева 2004, с. 45]. Дом оценивается исключительно с позиций личных ощущений, и ощущения эти касаются незащищенности, напряженности и усталости современного человека. Социолог «Левада-центра» Борис Дубин отмечает данную особенность в своей статье, посвященной ценностям постсоветского человека: «В нынешнем российском обществе господствует ощущение неизменности происходящего и стремление к покою. Но на этом фоне усиливаются чувства тревоги и незащищенности…» [Дубин 2006, с. 32]. Рассматриваемую проблему затрагивают также А.С. Бердзенишвили и В.Е. Горозия. Причины повышенной тревожности и уязвимости современного человека исследователи находят в объективном усложнении социальной жизни: «Люди теряют контроль над главнейшими социальными процессами. А за потерей контроля следует возрастающая неопределенность и прогрессирующая незащищенность личности перед лицом неконтролируемых перемен» [Бердзенишвили, Горозия 2005, с. 115]. В этой ситуации возрастает потребность в доме именно как в родном месте, где можно спрятаться, отдохнуть, быть самим собой.

В САС мы видим актуализацию ассоциации «крепость» (1,4%; 0%; 3,6%), что также можно рассматривать в контексте восприятия дома в его «охранительной» функции. А.В. Сергеева предлагает в качестве причины актуализации известной пословицы «мой дом – моя крепость» общую криминогенность ситуации периода первоначального накопления капитала: «Большой популярностью среди деловых людей пользуются коттеджи (особняки за городом)…Вы заметите, что у многих русских эти коттеджи не вызывают большой симпатии, ибо они убеждены, что на них нельзя заработать только честным трудом. Так что людям в этих домах приходится жить по пословице «мой дом – моя крепость», т.е. с охраной, собаками и высокими заборами» [Сергеева 2004, с. 41]. Однако в данном случае, на наш взгляд, «охранительную» функцию дома поддерживает также отмечаемый в современном языковом сознании русских образ дома как «убежища» (0,5%) для частной жизни индивидуума (убежище – «место, где можно укрыться, найти приют, спасение от чего-н.» [Ожегов, Шведова 2002, с. 821]).

Что касается физического аспекта рассмотрения дома, в СЛ он подчеркивается также в реакциях «старый» – «новый». «Держись друга старого, а дома нового», – говорит пословица. Новый дом – символ новой жизни. Данную реакцию можно было бы рассматривать в ряду ассоциаций, характеризующих процесс урбанизации, строительства высоток, так называемых новостроек, общего движения к новой светлой жизни. С другой стороны, оппозиция старого–нового домов характеризует одну из основных проблем российской, а в особенности советской, действительности, упоминаемую еще у М.А. Булгакова («только квартирный вопрос их испортил»): «…среди факторов неудовлетворенности рабочих их жизненными обстоятельствами, выявлявшихся социологами в 70 – 80-е гг., одно из первых мест обычно занимали именно скверные жилищные условия» [Советское общество 1997, с. 452].

Итак, подводя итоги, прежде всего следует отметить большое количество синонимичных реакций, позволяющее проследить процесс трансформации образа дома. Снижается актуальность представления о доме как о деревенском жилье. Вместо него появляется новый, городской, тип дома («особняк»).

Акцент с физических характеристик дома, отмечаемых респондентами в СЛ, переносится в область личных ощущений (в значении «дом – убежище») в ассоциациях современных носителей языка.

Если в СЛ преобладает понятийный компонент (СЛ – 13,8%; РАС – 1,9%; САС – 2,7%), то в САС увеличивается значимость эмоционально-оценочных реакций (СЛ – 14,8%; РАС – 15,3%; САС – 25,6%). Данную особенность в отношении современной публицистики отмечал А.П. Сковородников: «Мы являемся свидетелями нового газетно-публицистического стиля, в котором баланс двух его составляющих – стандарта и экспрессии – явно сдвигается в пользу экспрессивного начала» [Сковородников 2001, с. 80].

Литература

1. Бердзенишвили А.С., Горозия В.Е. Судьба человека в постсоветском социальном пространстве // Человек постсоветского пространства: сб. мат-лов конф. – СПб., 2005. – Вып. 3.
2. Дубин Б. Ценности постсоветского человека // Вестник общественного мнения. – М., 2006. – №1.
3. Зеленин А.В. Механизмы обновления семантической структуры слова (белый в современной прессе) // Филологические науки. – 2001. – №6.
4. Караулов Ю.Н., Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. и др. Русский ассоциативный словарь. – М., 1994. – Книга 1.
5. Лукашевич Е.В. Когнитивная семантика: эволюционно-прогностический аспект: Монография. – М.; Барнаул, 2002.
6. Некрасова Е.С. Мифологические конструкции в советской культуре и искусстве // Альманах кафедры философии культуры и культурологии и Центра изучения культуры философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета. – СПб., 2002. – Вып.2.
7. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. – М., 1997. – Вып.1.
8. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 2002.
9. Сергеева А.В. Русские: Стереотипы поведения, традиции, ментальность. – М., 2004.
10. Сковородников А.П. Фигуры речи в современной российской прессе // Филологические науки. – 2001. – №3.
11. Славянский ассоциативный словарь: русский, белорусский, болгарский, украинский / Н.В. Уфимцева, Г.А. Черкасова, Ю.Н. Караулов, Е.Ф. Тарасов. – М., 2004.
12. Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А.А. Леонтьева. – М., 1977.
13. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал. – М., 1997. – Т 2.

Мы рассматриваем динамику структуры концепта «дом» в языковом сознании русских за последние три десятилетия на материале ассоциативных словарей, различающихся по времени фиксации данных, и культурно-исторических исследований.